Лингвистический шовинизм и его жертвы

zion23.jpg

Писатель и журналист Владимир Евгеньевич Жаботинский 

Русский и еврейский писатель и публицист начала XX века Владимир (Зеэв) Жаботинский помогает постоянному автору RFI филологу Гасану Гусейнову разобраться в последствиях лингвистического шовинизма на просторах бывших Российской империи и Советского Союза.

Сегодня я узнал от петербургско-израильского друга и коллеги Шломо Крола, что «менора» и «минарет» — слова одного корня со значением «светильник». Что ж тут такого, скажут некоторые: эти языки принадлежат одной семье — семитской. И есть даже что-то анекдотическое в том, что международное понятие «антисемитизм» применяется только к людям, говорящим на языке «меноры». А ведь говорящих на языке «меноры» в сто раз меньше, чем тех, кто говорит на языке (или на языках) «минарета».

Пишущий по-русски в Израиле Шломо Крол переводит стихи с иврита, арабского и других древних языков на русский. Русский язык для него — родной, но является ли Шломо Крол русским поэтом? Русские националисты скажут, что нет, не является. Русские космополиты, наоборот, скажут, что мы называем писателя по его языку. Поэтому евреи Генрих Гейне и Пауль Целан — немецкие поэты, а Осип Мандельштам и Иосиф Бродский — русские поэты.

Но пойдем дальше. Пишущие на русском языке украинские писатели Андрей Курков и Борис Херсонский. Оба они граждане Украины, поддерживающие украинскую независимость от России. Борис Херсонский даже выучил украинский язык и начал писать по-украински. Для чего?

На этот вопрос сто десять лет назад отвечал на русском языке русский писатель и журналист Владимир Евгеньевич Жаботинский, одновременно являвшийся, конечно, и еврейским поэтом и писателем и публицистом Зеэвом Жаботинским. На нынешнем жаргоне Жаботинского называли бы писателем «российским». Подданный Российской империи, Жаботинский был великим наблюдателем и аналитиком многонационального и многоязычного мира, в котором он родился в Одессе в 1880 году. В молодости Жаботинский застал начало распада Российской империи. Споры, разгоревшиеся в первое десятилетие ХХ века на страницах русских газет, неожиданно возвращаются и в повестку дня века XXI. И главной темой снова становится русский язык в его соседстве с другими языками империи.

Понятное дело, Жаботинского, как и большинство других евреев того времени, с детства волновала важнейшая тема — как уберечься от погромов? Значительная часть тогдашнего российского еврейства ответила на этот вопрос ногами и бежала из страны — в США и в Европу — Западную и Восточную. Большинство этих беженцев были совсем бедными людьми. А многие интеллектуалы перебрались тогда из России заграницу временно. Активные евреи с политической и литературной жилкой продолжали жить интересами этой страны, порывали с еврейством, чтобы вернуться после первой мировой войны делать русскую и мировую революцию. Многим из них и самим казалось, что они стали теперь русскими политическими деятелями, чтобы в ближайшее время сделаться советскими работниками культуры.

Но некоторые задачи, очень четко сформулированные в 1910-е годы, так и остались не решенными. Одна из таких лингвистических задач поразительно вернулась в сегодняшние споры.

В 1911 году в России отмечалось 50-летие со дня смерти Тараса Шевченко. Великому украинскому поэту Жаботинский посвятил статью, в которой описал положение еврейского народа и еврейской культуры на фоне трагедии народа-соседа — украинцев, или, как называли их тогда в Российской империи, «малороссов». Тогда, как и теперь, в конце первой четверти XXI века, очагом антисемитских погромов был так называемый Юг России, территория нынешних Молдовы и Украины. По мнению Жаботинского, источником антиеврейской агрессии тогдашней украинской массы было насилие против украинцев со стороны русских ассимиляторов. Согласно господствовавшей идеологии тогдашних правых (Жаботинский особенно остро полемизировал с П. Б. Струве), русские — это общее название для великороссов, малороссов и белорусов. Жаботинский же предлагал своим русским оппонентам, помогая украинцам поддерживать свой родной язык, развивать и свою культуру как русскую национальную, а не как имперскую, или, на тогдашнем жаргоне, «москальскую».

В тогдашней Российской империи, как и в путинской Российской Федерации, не было и нет украинских школ. Миллионы украинцев есть, но от них требовался тогда и требуется сейчас — с перерывом на советскую власть — отказ от украинского языка.

Сейчас это предложение звучит даже парадоксально: от Израиля до Америки мы то и дело слышим о неизменном «антисемитизме украинцев», который, дескать, не может позволить евреям поддерживать украинство в противостоянии путинской агрессии как русификаторской, или, как сейчас говорят, «рашистской». Все эти новые слова объясняют, отчего ошибочно «смешивать под словом „русский“ в одну кучу три народа, отличных друг от друга по языку, по истории, по темпераменту, по физическому типу, по внутренней индивидуальности, по быту и общественному строю».

Жаботинский показывает на множестве примеров, как важно для самочувствия людей, даже и говорящих на языках, гораздо более близких, чем русский и украинский, например, на хорватском и словенском, словацком и чешском, — жить своим укладом, в своем государстве, не подчиненном более крупному или более сильному соседу.

Что же — указ для человека?

«Для него, — говорит Жаботинский, — указ — национальное сознание. Кто „украинец по национальности“, для того все остальное родство по племени, по расе и т. д. может иметь только побочное значение: при выборе культуры решающий голос принадлежит не „расе“, не „племени“, а осознанной национальности».

Оказывается, даже не язык. Что мы видим сегодня в Украине и вокруг нее, среди бежавших от войны русскоязычных украинцев? Чего добились Путин и его русификаторы? Того, что к «осознанной национальности» пришли далеко не только украиноязычные или двуязычные украинцы, но и русскоязычные украинцы и русские, чеченцы и евреи, считающие себя сейчас украинцами и сражающиеся с войсками и бандформированиями Российской Федерации — в точности по совету Зэева-Вольфа-Владимира Жаботинского, данному в 1911 году.

Это началось с лингвистического шовинизма — запрета украинского языка, объявления украинцев «забывшими, что они — тоже русские», а кончается убийством детей, бомбардировкой театров и школ, превращением в беженцев миллионов женщин, детей и стариков.

Многие жители Российской Федерации и после 24 февраля 2022 года почему-то не поняли то, что в 1911 году так ясно понимал Жаботинский. Почему? Потому что им страшно от мысли: «Что же наступит потом, когда агрессия РФ против Украины будет в конце концов остановлена соединенными усилиями международной коалиции?»

Не только многие европейцы, но и сами украинцы до сих пор не понимали, в чем же смысл такой бешеной атаки РФ на Украину. Если ты воюешь под русским знаменем, под лозунгом защиты русского языка и русскоязычных, то зачем же ты убиваешь и изгоняешь самих русскоязычных, твоих собственных природных сторонников?

И если это не проявление лингвистического шовинизма, то что же это такое? Чего добивается слепоглухонемая сила, вертикаль власти, идущая от Совета Безопасности Российской Федерации до маленького насильника и мародера из Уссурийска или Пскова? Вероятно, правдивый ответ на этот вопрос мы получим в ближайшее время, но дадут его не те, кто принял решение о вторжении в Украину, а другие русские люди и, возможно, их малочисленные соседи — так называемые коренные народы России, недавно лишенные, как когда-то украинцы, права на свои языки. Но ведь этого права лишены сейчас и сами русские.

Русским в Российской Федерации запрещено сейчас общаться на родном языке.

Они не могут назвать войну — войной, мародеров — мародерами, чекистов-убийц — чекистами-убийцами.

Сегодня за открытое использование русского языка в Российской Федерации человеку грозит тюрьма. И если ты попробуешь в центре Москвы громко заговорить по-бурятски или по-аварски, по-удмуртски или по-татарски, я уже не говорю об украинском, тебя тут же заберут в кутузку — за экстремизм, за подготовку к террору.

У меня нет ответа на вопрос, зачем или по чьему указанию текущий режим в Российской Федерации решился на такое истребление населения и соседней, и собственной страны. Жаботинский помог нам разглядеть этот зигзаг от лингвистического шовинизма к коллективному самоубийству. Если бы не геноцид украинцев, можно было бы увидеть в происходящем демонтаж остатков российско-советской империи. Вместо множества богатых национальных языков путинская Эрэфия предлагает всем нам обходиться без языка и бьет металлическим цилиндром по несчастной голове.

Гасан Гусейнов